На данном уровне готовности генетических технологий невозможно говорить об их медицинском применении

– Андрей Валерьевич, в каком виде в программе отражены вопросы, касающиеся применения генетических технологий в медицине?

– Этот блок специально назвали биомедициной, что подразумевает разработку генетических технологий для медицины и здравоохранения, но не здесь и сейчас. Потому что на данном уровне готовности этих технологий невозможно говорить об их медицинском применении. Все эти рассуждения будут спекулятивными, на уровне китайского ученого, который сломал CCR5-рецептор у новорожденных близнецов. Это не более чем генетический шторм в медиа.

Цели биомедицинского блока в программе – это прежде всего создание биоинформатической «обвязки», которая позволит видеть системную картину организма и не воздействовать на него случайным образом; получение новых инструментов для редактирования, а также проработка нормативно-правовых аспектов. Нужно найти разумный баланс в нормативно-правовом поле, и в программе заложены аккуратные рамки этого процесса.

Полагаю, что генной терапией будут заниматься главным образом коммерческие компании. В программе предусмотрены внебюджетные средства, поскольку там, где имеются высокие риски взаимодействия с регулятором при выводе новых продуктов на рынок, обязательно нужен индустриальный партнер, который бы видел возможность их практической регистрации. Напрямую даже с прикладного уровня биомедицинских исследований с этими технологиями очень сложно будет выходить на получение соответствующих разрешительных документов. А без этого о какой медицине можно говорить?

– То есть вся надежда на бизнес?

– Разумеется, нет. Ставится задача по созданию кадрового потенциала. Фокус программы –формула «30-60-120»: 30 базовых лабораторий, 60 – линейных, готовых предъявить лидеров по определенным направлениям, и 120 научных групп, которые должны родиться прежде всего в регионах и будут отбираться по конкурсу. Если создадим эту критическую массу, умножим ее на срок выполнения программы, учтем неизбежную кадровую ротацию, то получим от 2,5 до 3 тыс. специалистов и еще порядка 1 тыс. подготовят индустриалы. На этом программа в моем понимании заканчивается. Все остальное будет вторичным – одни разработчики могут прийти к результату, другие нет. Но если у нас не будет пула специалистов, то не стоит и рассуждать ни об агротехнологии, ни о биомедицине.

– И все же в программе заявляется о создании методов генетического редактирования для повышения устойчивости клеток иммунной системы к ВИЧ и вирусным гепатитам уже в ближайшие 3–5 лет…

– Да, эта направленность есть. Но это все-таки исключительный проект, по которому исключительными усилиями исключительных людей были сделаны единичные вещи. На первом этапе реализации программы, в ближайшие 5 лет, рассматривать внедрение генетических технологий в медицину, кроме отдельных титульных проектов, не стоит серьезно.

Нужно обучить критическую массу людей, снабдить техникой, заменить импортную реагентику отечественной, и сверхзадача – попытаться стронуться с мертвой точки по приборной базе. Китайцы, например, уже создали свой секвенатор, да, с ошибками, с проблемами, но императивным порядком перешли на работу на нем. Задача создания российского секвенатора в программе просматривается. Кроме того, необходимо создавать отечественные приборы для манипуляций с клетками – лазерные пинцеты, устройства для подсчета клеток, цитометры и т.д. Бесконечно покупать их за рубежом неправильно.

– Как вы относитесь к предложению секвенировать геном 100 тыс. россиян для выявления редких мутаций, присущих популяции?

– Столь масштабный проект, насколько я знаю, программой не предусмотрен. Тем не менее, чтобы редактировать, нужно знать, где и что изменять в геноме, и поэтому необходимость создания российской базы вытекает из общего целеполагания. При этом не хотелось бы чтобы мегазадача тотального секвенирования поглотила все остальные задачи. Такое, кстати, уже происходило – проект «Российские геномы» выносился на повестку дня в 2014 году. Проблема оказалась даже не в том, что это дорого, а в том, кто будет секвенировать. Ведь технические возможности есть и в вузах, и в НИИ, и каждый начал тянуть в свою сторону. В результате от масштабного проекта пришлось отказаться и запустить в урезанном варианте на внутренних ресурсах СПбГУ.  Хотя тогда правительство было готово поддержать крупный проект, где всем бы нашлось место. В общем, не хотелось бы второй раз на те же грабли наступать.

Может быть, в рамках программы имеет смысл предоставить удобный коммерческий сервис для граждан РФ.  Это 100 тыс. пользователей, скажем 10 тыс. в год, которые по тем или иным причинам оказались перед необходимостью провести генетический анализ с целью предупредить заболевание или понять, как его можно лечить. Тогда программа сможет предоставить и интегрированное хранилище данных, это предусмотрено, и высококачественную интерпретацию собранных сведений, их надлежащую защиту и использование в научных целях с соблюдением этических и законодательных норм.

– Проблеме антибиотикорезистентности уделено место в программе?

– Да, но это не биомед, речь не идет о создании новых антибиотиков, решения лежат в других плоскостях, включая информационные технологии. Например, если бы у нас в арсенале были тест-полоски, позволяющие диагностировать по слюне грипп и другие инфекции… Помечтаем немного. Тогда можно было бы создать карту эпидемиологической безопасности, именно она была бы более эффективным инструментом борьбы с антибиотикорезистентностью нежели любой появляющийся и через 2–3 месяца устаревающий антибиотик. В линейном режиме бороться с этой проблемой невозможно.

Если бы у нас на руках был однозначный тест на антибиотикорезистентность и его результаты проходили не через врача, который может ошибаться, а через автоматическую проверку отправленного в облачную систему изображения, тогда неправильных назначений антибиотиков было бы гораздо меньше, тем более что информация об ошибках также оперативно анализировалась бы в центре обработки больших данных.   

– Каким должно быть нормативное регулирование генетических технологий в России?

– Нужно формировать группу специалистов, которые подведут под эту отрасль нормативно-правовую базу, разработают необходимые поправки в действующее законодательство. Если мы этого не сделаем, то проиграем однозначно. Никто не сможет запретить людям, имеющим деньги, выезжать за границу, чтобы отредактировать геном. А мы, соблюдая высокие морально-этические принципы, так и не узнаем, как это делать, и ничего не сможем предложить рынку в этой области.